Библиотеки и библиотекари

Иоганн Вольфганг Гёте 
(1749-1832)

— величайший поэт, гуманист, ученый и мыслитель, в 1797 г. стал комиссаром «Верховного управления самостоятельными учреждениями по искусствам и наукам» при дворе герцога Веймарского. В его подчинении был Веймарский театр, веймарская библиотека. Большое внимание Гете уделял библиотеке: комплектовал ее, ездил на книжные ярмарки и аукционы, выбирая нужные для библиотеки издания. Подарил полное собрание своих сочинений и другие книги. Очень занятой, но обязательный человек, он объездил библиотеки соседних городов, чтобы ознакомиться с их устройством, с их фондами. С 1809 г. он стал создавать в библиотеке Музей книги (по сути дела — отдел редкостей). Педантичный и точный, Гёте наладил строгий учет фондов, завел инвентарную книгу новых поступлений, провел ревизию, ввел новые правила пользования библиотекой. По его распоряжению были разработаны карточные каталоги: алфавитный, рукописей и инкунабул, восточных книг и рукописей, биографий и портретов, гравюр. Под руководством ученого фонд библиотеки формировался исключительно научного, энциклопедического характера. Каждый библиотекарь вел строгий учет своей работы, проверял сохранность возвращаемых книг. За плату можно было сделать копии (с части книги, статьи). По предложению Гёте ввели заочный абонемент (как мы бы сейчас сказали, «межбиблиотечный» — для известных ученых) с Йенской университетской библиотекой. Кроме того, совместно с библиотекой г. Йена проводились общие выставки книг. Гёте внимательно относился к подбору библиотечных кадров, новые библиотекари проходили специальное обучение. Была у него идея составить сводный каталог на фонд

Веймарской библиотеки и 3 библиотек в Йене (университетской и двух частных — немецких ученых — Будера и Бюттнера).Гёте вникал в каждую мелочь: он хотел сделать Веймарскую библиотеку такой же образцовой, как Геттингенская. Там работали известные тогда библиотекари Геснер и Хейне, о которых он говорил, мол, Геттингену очень повезло, что у них есть такие специалисты. В Веймарской библиотеке было 4 служителя, делались научные справки, выполнялись научные работы для Веймара. Библиотека участвовала в подготовке к юбилею реформации 1817 г. (Особенно активны были сам Гёте, его сын Август и его шурин К.А. Вульпиус.)Веймарский библиотечный фонд при Гёте увеличился в 2 раза и достиг 122 тысяч томов. В то время у библиотеки еще не было читального зала — Гёте распорядился выдавать книги на дом. Великий поэт сам мог написать письмо-напоминание с просьбой вернуть долго не возвращаемые книги.35 лет возглавлял И.В. Гёте «Верховное управление», уделяя много времени своим подведомственным учреждениям. Позже он стал официальным попечителем и Йенской университетской библиотеки (куда он приглашал лучшие умы Германии: философа Ф. Шеллинга, историка Л. Окена, поэта Ф. Шиллера). А ведь он и писал в то время, работал над второй частью «Фауста». Однако Гёте была свойственна необыкновенная трудоспособность, умение планировать и организовывать и свою и чужую работу. Он был символом культуры, творческой мощи человека, живой легендой и — библиотекарем! Он опередил современников, писала Л.Б. Хавкина, в понимании библиотечного дела: основной задачей библиотеки «величайший из немцев» считал пользование книгами.Библиотека К.И. Чуковского Много неожиданного и интересного может поведать библиотека о своем владельце. Книги помогают вскрыть проблемы, которые привлекали внимание собирателя, увидеть, как он искал материал для своих работ, расскажут о его методике чтения и отношении к прочитанному — словом, приоткроют завесу над процессом его творчества. В этом отношении библиотека Корнея Ивановича Чуковского — писателя, переводчика, историка литературы, лингвиста — особенно показательна. Интерес к науке и литературе Чуковский начал проявлять рано. Еще в гимназические годы он познакомился с работами Тимирязева, Фламмариона, Спенсера, Бокля, прочел Гоголя, Лескова, Тургенева, Квитко-Основьяненко, всего Диккенса. Видимо, в это время и зародился у него интерес к самой книге, определивший впоследствии его судьбу литератора. О начале писательской деятельности Чуковский вспоминает так: «Перепробовав много профессий, я с 1901 года стал печататься в «Одесских новостях», писал главным образом статейки о выставках картин и о книгах»<sup>1</sup>. Работа журналиста окончательно связала его жизнь с книгой. К этому времени, вероятно, и относится возникновение личной библиотеки писателя. По свидетельству самого К.И. Чуковского, он в 1901 г. приобрел у одного матроса книгу стихов Уолта Уитмена на английском языке. Постепенно его маленькая домашняя библиотека стала пополняться. Часть книг покупалась, часть была подарена<sup>2</sup>. Вскоре это было уже не случайное собрание книг, а именно библиотека, подбираемая по определенному плану, ибо как критик и литературовед Чуковский не мог обойтись без подручной библиотеки, необходимой в любой исследовательской работе. В этой связи интересен рассказ самого Чуковского о начале его работы над статьей о Некрасове: «Как-то в 1921 г., когда я жил в Ленинграде, известный историк П.Е. Щеголев предложил мне написать для журнала «Былое» статью о некрасовской сатире «Современника». Я увлекся этой интереснейшей темой и сгрудил у себя на столе книги Бориса Чичерина, барона А.И. Дельвига, журналы «Русская старина», «Русский архив», «Отечественные записки», кипу старинных газет и принялся за изучение той эпохи, когда создавалась сатира»<sup>3</sup>. Поселившись в 1938 г. в Переделкине, Чуковский перевез сюда свою ленинградскую библиотеку. И сейчас на стеллажах и в книжных шкафах стоят эти издания. В кабинете над диваном — А.А. Блок, А.П. Чехов, У. Уитмен и книги, посвященные их творчеству. Здесь же и другие любимые книги Корнея Ивановича. Книги, приобретенные без переплетов или плохо сохранившиеся, переплетались. На некоторых из них имеются подписи владельца, иногда тиснения на корешке «К.Ч.». К сожалению, мы никогда не узнаем о полном составе библиотеки Чуковского, так как многие книги «поселялись» на его полках ненадолго. Революция, переезд в Москву, война — все это не могло способствовать сохранности книг, и значительная часть их пропала. Много книг Корней Иванович дарил сам. Последний состав библиотеки Чуковского сохранится для потомков, ибо он зафиксирован в каталоге, составленном внучкой Корнея Ивановича Еленой Цезаревной Чуковской, его давним другом Татьяной Максимовной Литвиновой и его секретарем Кларой Израилевной Лозовской. Библиотека Чуковского насчитывает около четырех с половиной тысяч томов, из них более тысячи — на иностранных (в основном на английском) языках. Библиотека раскрывает круг интересов писателя, последовательно отражая разные периоды его творчества. Книги группируются по следующим разделам: литературоведение, художественная литература, искусствоведение, история, литература на иностранных языках и справочная литература. Наиболее обширный раздел посвящен литературоведению (история литературы, критика, лингвистика). В нем 735 названий. Прежде всего это литература о Некрасове — 125 книг. Издания, связанные с именем Пушкина, составляют сравнительно небольшую группу — 32 названия, книги о Толстом насчитывают 31 название, книги о Чехове — 42 названия. В этом разделе сосредоточены полные собрания сочинений В.Г. Белинского в 13 томах (1900 — 1948), Н.А. Добролюбова в 6 томах (1934 — 1941), Н.Г, Чернышевского в 16 томах (1939 — 1953), «Труды Я.К. Грота» в 5 томах (1898 — 1903) и сборники литературно-критических статей Д.И. Писарева, М.А. Антоновича, Н.К. Михайловского, Г.В. Плеханова, В.В. Воровского, А.В. Луначарского, А.К. Воронского и др. Эпистолярное наследие русских писателей и критиков представлено трехтомником писем Белинского под редакцией и с примечаниями Е.А. Ляцкого (1914), томом переписки Блока и Белого (1940), четвертым томом писем Достоевского, «Неизданными письмами М.Е. Салтыкова-Щедрина. 1944-1889» (1932). Книги из области истории литературы отличаются большим разнообразием. Здесь: «Русская печать и цензура в прошлом и настоящем. Статьи В. Розенберга и В. Якушкина» (1905), монографии Е.А. Ляцкого об И.А. Гончарове (1904), П. Бракегемера о Ф.М. Достоевском (1893), Д.Н. Овсянико-Куликовского и И. Иванова об И.С. Тургеневе (1913, 1914), исследования М.М. Бахтина «Проблемы творчества Достоевского» (1929) и Вас. Н. Майкова «Критические опыты» (1889).Особую группу в этом разделе составляют работы о советских писателях (57 названий). Из выпущенной в 1920-х годах издательством «Academia» серии «Мастера советской литературы» в библиотеке есть три книги: «Мих. Кольцов», «И.Э. Бабель», «Мих. Зощенко».Литературоведческие работы по западноевропейской литературе насчитывают 46 названий. Это советские послевоенные издания. Книг по поэтике 16. В числе авторов Б.М. Эйхенбаум, Б.В. Томашевский, В.Ф. Ходасевич и др.Среди книг по языкознанию (144 названия) имеются как фундаментальные исследования А. Реформатского, С. Обнорского, В. Виноградова, так и научно-популярные издания Л. Успенского, Б. Казанского, Э. Вартаньяна. Следует отметить «Лингвистическую карту мира», «Новые словечки и старые слова» А.А. Горнфельда (1922), «Краткое введение в науку о языке» Д.Н. Ушакова (1923) и сборник статей С. и А. Волконских «В защиту русского языка», изданный в Берлине в 1928 г.

В библиотеке Чуковского хранится великолепная подборка книг по фольклору (50 названий), включающая в себя произведения народного творчества как русского, так и других народов мира. Здесь же и книги, посвященные проблемам перевода (27 названий), книги по детской литературе, художественному воспитанию детей, педагогике (38 названий). Следующий раздел библиотеки Чуковского — художественная литература. Здесь представлены как полные собрания сочинений (Н.А. Некрасов, А.И. Герцен, Г.И. Успенский, А.П. Чехов, И.С. Тургенев), так и популярные собрания сочинений (И.А. Крылов, М.Л. Михайлов, А.Ф. Писемский, А.К. Толстой), однотомники (Н.В. Гоголь, В.И. Даль, Н.С. Лесков, Н.Ф. Павлов), а также отдельные произведения русских, советских и зарубежных писателей.Фонд русской литературы XIX в. составляет 210 книг. Из прижизненных изданий можно назвать «Каштанку» Чехова (1892), «Стальную блоху» Лескова (1894), два сборника «Рассказов» Н. Успенского (1861). О прижизненных изданиях Некрасова будет сказано особо.Есть у Чуковского книга, которая безусловно относится к числу раритетов его библиотеки. Алексей Толстой. Избранные сочинения. Редакция, вступительная статья и примечания Н. Гумилева, т. 1. Издательство З. Гржебина. Берлин — Петербург. 1921. Корней Иванович переплел книгу и на форзаце сделал следующую надпись: «Уникум. Ал. Толстой под редакцией Гумилева. В присутствии Горького я выступил с критикой редакционной работы, исполненной Николаем Степановичем, — и было решено: книги в свет не выпускать». Сохранившийся у Чуковского экземпляр был дан ему, видимо, на рецензию: на нем много поправок и помет рукой Корнея Ивановича, касающихся текстологической и комментаторской работы составителя. Из писателей конца XIX — начала ХХ в. (30 книг) имеются В. Амфитеатров, И.А. Бунин, Е.И. Замятин, В.Г. Короленко, А.Ф. Кони, В.В. Розанов, А.Н. Толстой, И.С. Шмелев. Сюда же примыкают книги, изданные за границей: Б.К. Зайцев «Река времени», Н.В. Кодрянская «Сказки» с иллюстрациями Н.С. Гончаровой и четыре книги А.М. Ремизова.Очень полно в библиотеке представлена русская дореволюционная поэзия (90 авторских сборников и 21 тематический). Здесь есть все значительные русские поэты XIX в. от П.А. Катенина до К.М. Фофанова. ХХ столетие представлено именами А. Блока, В. Брюсова, Н. Гумилева, Вяч. Иванова и др. В основном — это книги, изданные в большой и малой серии «Библиотеки поэта».Следующая значительная группа — книги русских советских писателей (всего 271, из них 170 книг прозаиков и 101 поэтический сборник). Среди авторов писатели старшего поколения — М. Горький, С.Н. Сергеев-Ценский, К.А. Федин, среднего — С. Залыгин, В. Тендряков, Ю. Трифонов и более молодые — И. Зверев, Ф. Искандер. То же и в поэзии. Здесь А. Ахматова, Э. Багрицкий, В. Луговской, П. Семынин, А. Межиров, Е. Винокуров и другие. Литература народов Советского Союза в переводах на русский язык представлена 53 книгами. Это и поэтические сборники отдельных авторов, и антологии, и издания народного эпоса. Следует выделить группу книг классика украинской литературы Тараса Шевченко (17) — от издания «Кобзаря» 1876 г. до полного собрания сочинений в пяти томах 1939 г. Среди авторов мемуарной литературы представлены как писатели XIX в. (И.И. Панаев, А.А. Фет, А.М. Скабичевский), так и ХХ столетия (В.В. Вересаев, В.Б. Шкловский, В.А. Рождественский). Обширен раздел зарубежной литературы на русском языке (285 названий): от античной до европейской и американской литератур XIX — ХХ вв. Здесь Аристофан и Саят-Нова, Стерн и Голсуорси, Вольтер и Роллан, Гете и Фейхтвангер, Лонгфелло и Фолкнер. Следует выделить представленных несколькими изданиями Шекспира, Байрона и Диккенса. Особое место занимает Уитмен.Раздел книг по изобразительному искусству включает в себя 112 названий. Это книги по истории отечественной и зарубежной живописи, мемуары, монографии об отдельных художниках, альбомы, каталоги и путеводители по выставкам. Книг, связанных с именем И.Е. Репина — 16.Число книг по истории в библиотеке Чуковского невелико (40 названий). Это исследования общего характера — С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, мемуары и дневники политических и общественных деятелей А.В. Никитенко, П.А. Валуева, С.Ю. Витте и т.п. Есть несколько выпусков Собрания сочинений (1917 — 1918) П.Л. Лаврова. Выделяются книги Е.В. Тарле, две из которых были подарены Чуковскому автором. В качестве специального раздела можно выделить периодику. Здесь хранится старейшая из русских книг библиотеки — журнал «Собрание лучших сочинений к распространению знания и к произведению удовольствия», изданный в 1762 г. профессором Московского университета И.Г. Рейхелем. Журнал был подарен Корнею Ивановичу. Среди периодических изданий имеются и две другие книги весьма «почтенного возраста» — первый том «Репертуара русского театра» за 1839 г. и первая часть «Пантеона русского и всех европейских театров» за 1840 г. Оба журнала — подарок Вс. Иванова. Кроме того, в библиотеке хранятся комплекты журналов «Русская старина» (1876 — 1877 гг.), отдельные тома «Современника» (конец 1950-х — начало 1860-х годов), «Отечественные записки» (1872, 1874 и 1877 гг.). Журналы ХХ в. представлены «Весами» (1904 и 1908 гг.), нескольким номерами «Былого». Из современных литературно-художественных журналов в библиотеке имеются разрозненные номера «Нового мира», «Вопросов литературы», «Семьи и школы», «Русской речи» и других со статьями, интересовавшими Чуковского. Из историко-литературных сборников и серий следует отметить несколько томов издания «Русские пропилеи. Материалы по истории русской мысли и литературы», «Звеньев» и почти полный комплект «Литературного наследства». Не менее важный раздел библиотеки К.И. Чуковского — литература на иностранных языках. Главенствующее место в этом разделе занимает художественная литература. Поэма В. Скотта «Дева озера», которую Чуковский привез с собой из первой поездки в Англию, положила начало этому разделу. Из иностранных авторов, чьи книги представлены в библиотеке Чуковского на их родном языке, прежде всего следует назвать англичан (Шекспир, Фильдинг, Смоллетт, Шеридан, Стерн, Скотт, Диккенс, Бронте, Гарди, Стивенсон, Коллинз, Уайльд, Шоу, Олдридж, Лоуренс и др.) и американцев (Уитмен, Лонгфелло, По, Твен, О. Генри, Дос-Пассос, Стейнбек, Фолкнер, Селинджер, Апдайк, Чивер и др.). Великолепен подбор поэтов, пишущих на английском языке. Здесь собраны как авторские сборники, так и антологии современной поэзии — английской, американской и австралийской. В первом томе стихотворений Г. Браунинга (лондонское издание 1900 г. в двух томах) между страницами 250 и 251 лежит обрывок конверта — это заложено любимое место Корнея Ивановича — стихотворение «As I ride, as I ride» («Я скачу, я скачу…»). На полках библиотеки Чуковского можно найти произведения Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Достоевского, Лескова, Чехова, Блока, Паустовского, Евтушенко, Вознесенского и других в переводах на английский язык.Кроме художественной литературы в иностранном разделе библиотеки Чуковского имеются работы по истории английской, американской и русской литературы и отдельные монографии о зарубежных и русских писателях. Самая старая книга библиотеки Чуковского — «Проповедь» Джона Придо, изданная в Оксфорде в 1636 г. К редкостям этого раздела следует причислить и книгу Эдмунда Госса «Отец и сын» в лондонском издании 1910 г. На форзаце ее Чуковский написал «Музейная редкость». Эту книгу Корней Иванович ценил еще и потому, что на титульном листе ее дарственная надпись: «K. Tshookovsky from his friend Edmund Gosse. Feb. 28.1916» (К. Чуковскому от его друга Эдмунда Госса. Фев. 28. 1916). Кроме этой, есть и другие книги с автографами авторов: А. Риса Вильямса, А. Маршалла, Б. Дейтч, Д. Чивера и др. Чуковский дорожил книгой Р. Фроста, на которой сделана следующая надпись на английском языке: «Корнею Чуковскому. Через все различия, разделяющие нас, шлю наилучшие поэтические пожелания от Роберта Фроста. Массачусет. США. Апрель 1962. И счастлив находиться сейчас в Москве. 31 августа 1962. Фрост. Вермонт. США». Возможно, автору не удалось отослать сборник сразу, поэтому на книге и появилась вторая надпись. Большинство иностранных книг надписаны самим Корнеем Ивановичем или, еще чаще, его женой Марией Борисовной, ставившей также и дату их приобретения.Последний раздел библиотеки Чуковского — справочная литература. Это различные энциклопедии, словари, библиографические указатели и т.п. Здесь, в первую очередь, следует назвать «Британскую энциклопедию» в 29 томах (1910), «Кембриджскую энциклопедию английской литературы» в 4 томах (1906), «Малый энциклопедический словарь» в издании Брокгауза и Эфрона (1909), второе издание БСЭ. Значительна подборка словарей — словари Даля, Преображенского, «Краткий словарь трудностей русского языка» (1968), «Словарь языка Пушкина», «Словарь языка русской советской поэзии» В.П. Григорьева (1965) и др. К этой группе книг примыкают украинско-русский и русско-украинский словарь и несколько английских словарей, из которых наиболее интересны «Англо-русский и русско-английский словарь ложных друзей переводчика» (1969) и «Словарь особенных слов, фраз, оборотов английского народного языка. Составил В. Бутузов» (СПб., 1887). Подобная справочная литература есть и на иностранных языках. Особый раздел библиотеки — творчество самого К.И. Чуковского. Здесь его собрание сочинений, отдельные монографии, почти все издания детских книг, переводы, издания под его редакцией или с его вступительными статьями. Среди книг, вышедших под редакцией Чуковского — произведения Репина, Панаевой, Слепцова, Щоу; среди тех, чьи книги он напутствовал — Н. Кузьмин, И. Зверев, В. Глоцер. В этом же разделе сборники и журналы со статьями писателя. На протяжении многих лет библиотека Чуковского не оставалась неизменной. Одни книги уходили, на их место становились другие. Но прежде чем стать на полку, книга должна была «вылежаться» какое-то время на специальном столике в кабинете Корнея Ивановича. Столик предназначался для новинок. Книга просматривалась или прочитывалась Чуковским, а затем занимала «свое» место. Книги в библиотеке объединялись по темам и интересам Корнея Ивановича. Одна группа связана с Чуковским — «некрасоведом», другая — с изучением жизни и творчества Чехова, третья относится к его работе над творчеством шестидесятников, четвертая характеризует Чуковского-переводчика и т.д. Основную часть библиотеки Чуковского составляют книги, связанные с работой Корнея Ивановича над изучением жизни и творчества Н.А. Некрасова. В этой области Чуковский выступал не только как исследователь, но и как составитель, комментатор и редактор собраний сочинений поэта. В библиотеке Чуковского собрано много прижизненных изданий Некрасова. Среди них: «Стихотворения Н. Некрасова» в московском издании К. Солдатенкова и Н. Щепкина 1856 г. и во втором дополненном петербургском издании Э. Праца 1861 г.; два звонаревских издания «Стихотворений Н. Некрасова» — четвертое в трех частях (1864) и пятое в четырех частях (1869); пятая часть «Стихотворений» в издании книгопродавца В. Печаткина (1873). Кстати, именно Печаткин выпустил вторым изданием сказку Некрасова «Баба-Яга, костяная нога» (1871), которая также имеется в библиотеке Чуковского. Сохранилось трехтомное издание «Стихотворений», отпечатанное в типографии А. Краевского в 1873 г., и книга «Последние песни», изданная в 1877 г., незадолго до смерти поэта. В библиотеке Чуковского есть также первое посмертное издание «Стихотворений» Н.А. Некрасова в четырех томах (1879) и получившее наибольшее распространение в предреволюционной России суворинское издание «Полного собрания стихотворений» в двух томах (1902). Двумя последними изданиями, а также полным собранием стихотворений издания 1917 г. Чуковский пользовался особенно часто. Все последующие издания книг Некрасова, относящиеся к советскому периоду, имеются в библиотеке Чуковского полностью. Здесь и первое шеститомное «Собрание сочинений» под редакцией В.Е. Евгеньева-Максимова и К.И. Чуковского, где Некрасов был представлен не только как поэт, но и как прозаик, драматург, критик; и «Полное собрание сочинений и писем» Некрасова под общей редакцией Евгеньева-Максимова, Еголина, Чуковского, выпущенное в 12 томах в 1948-1953 гг. Следует назвать исправленное и дополненное издание «Стихотворений Н.А. Некрасова», вышедшее под редакцией Чуковского в Петрограде в 1920 г.; книгу «Избранные стихотворения», изданную З. Гржебиным в 1921 г. под общей редакцией Корнея Ивановича с его вступительной статьей и примечаниями; трехтомник «Собрания стихотворений» под редакцией и с примечаниями Чуковского (1934-1937). Имеются также издания сборников и отдельных произведений поэта, в частности, «Шесть стихотворений» («Аквилон», 1922) с иллюстрациями Б.М. Кустодиева. Интересна группа сборников, изданных Некрасовым. Прежде всего здесь следует назвать первую часть «Физиологии Петербурга» — сборника, вышедшего в 1845 г. под редакцией Некрасова, содержащего очерки Д. Григоровича, И. Панаева, Е. Гребенки, В. Даля, В. Белинского и других с иллюстрациями В. Тима, А. Агина, Р. Жуковского, Е. Ковригина и других художников. Книжной редкостью является «Иллюстрированный альманах», изданный Панаевым и Некрасовым в 1848 г., но так и не дошедший до читателя. Среди иллюстраторов альманаха были художники А. Агин, А. Федотов, М. Невахов, Н. Степанов, М. Сааруни. Сборник не поступил в продажу из-за повести Н. Станицкого (А.Я. Панаевой) «Семейство Тальниковых». История его цензурного запрещения обстоятельно рассказана в исследовании В.Е. Евгеньева-Максимова «Современник в 40-50-х годах» (Л., 1934, стр. 249 — 255). Основное ядро книг о Некрасове составляют литературоведческие работы (135 названий). В библиотеке сосредоточены все исследования о великом поэте, появившиеся в свет в 1950-х — 1960-х годах. Из ранних работ можно назвать труды Н.Ф. Бельчикова, А.В. Ефремина, А.Ф. Кони, И.Н. Кубикова и, конечно, известного исследователя творчества поэта В.Е. Евгеньева-Максимова. Чуковский собрал его монографии: «Н.А. Некрасов — певец русской революции» (1917), «Жизнь и поэзия Н.А. Некрасова», «Некрасов — певец русского Севера», «Некрасов как человек, журналист и поэт», а также отдельные номера журнала «Былое» со статьями критика. В библиотеке Чуковского есть различные «Ученые записки» и «Труды» многих учебных заведений нашей страны, где напечатаны исследования, статьи, обзоры, касающиеся жизни и творчества великого русского поэта. Чуковский собрал также много сборников со статьями о Некрасове, воспоминаний о нем, изданными как до революции, так и в советский период. К некрасовскому «массиву» библиотеки примыкают также книги учителей поэта, его современников, а также исследования о них и различные справочники, как, например, «Пословицы русского народа» В.И. Даля (1862), «Песни, собранные П.Н. Рыбниковым» в трех томах, «Причитания северного края, собранные П.В. Шейном», ч.1 (1870) и др. Последние были использованы для написания главы «Работа над фольклором». Занимаясь изучением жизни и творчества Некрасова, Чуковский изучал историческую обстановку, окружение поэта. Так, в библиотеке Чуковского появились шестидесятники: Н. Успенский, А. Дружинин, Ф.М. Толстой. Иногда интерес к кому-либо из современников Некрасова разрастался в самостоятельную тему исследований Чуковского, как было, например, со Слепцовым.В 1932 г. в издательстве «Academia» по инициативе А.М. Горького был выпущен двухтомник «Сочинений» В.А. Слепцова, куда были включены и работы Корнея Ивановича «Тайнопись Василия Слепцова в повести «Трудное время» и «История слепцовской коммуны». В 1934 г. в книге Чуковского «Люди и книги шестидесятых годов» появилась статья «Василий Слепцов». При написании этих работ Чуковский использовал массу книг, которые до сих пор стоят на полках его библиотеки. Среди авторов И.Ф. Горбунов, А.М. Скабичевский, Е.И. Жуковская, Н.И. Свешников, П.В. Быков, В.Г. Базанов, Б.С. Мейлах и др. Одним словом, к любому исследованию Корнея Ивановича, к любой его статье в библиотеке можно найти соответствующую подборку книг. Заинтересовался Чуковский судьбой Николая Успенского — и в библиотеке оказались два томика его «Рассказов» (1861), два номера «Исторического вестника» со статьей П. Юдина «К биографии Н.В. Успенского» и с очерком Д.И. Успенского «Николай Васильевич Успенский», книга П.К. Мартьянова «Люди и дела века» (1893) и др. Начал Корней Иванович изучать творчество А.В. Дружинина — и библиотека пополнилась «Собранием сочинений» Дружинина (1865), сборниками «Тургенев и круг «Современника» (1930), «Письма к А.В. Дружинину» (1948) и др. Литература о Чехове в библиотеке Чуковского начала собираться давно. Прежде всего это были сборники рассказов Чехова, к сожалению, до нас не дошедшие, и сборники, посвященные писателю. Некоторые из них — «На памятник А.П. Чехову» (СПб., 1906), «Памяти А.П. Чехова» (М., 1906), «О Чехове» (М., 1910) — сохранились и сейчас стоят на полках в кабинете у Корнея Ивановича. Впоследствии появились «Собрание сочинений» в 12 томах (1954 — 1957) и «Полное собрание сочинений и писем» в 20 томах (1944 — 1951). Все эти тома испещрены пометами и замечаниями Корнея Ивановича.В разные годы вливались в библиотеку новые книги чеховской темы. В 1920-е годы — «Чеховский сборник» (1929), «Творческий портрет Чехова» А. Дермана (1929); в 1930-е — «А.П. Чехов. Неизданные письма» (1935). «Письма А.П. Чехову его брата Александра Чехова» (1939); в 1950-е — «М. Горький и А. Чехов. Переписка, статьи, высказывания» (1951), «Летопись жизни и творчества А.П. Чехова» Н. Гитович (1955), «Чехов на Сахалине» М. Теплинского и Б. Бурятова (Южно-Сахалинск, 1957), «О мастерстве Чехова» А. Дермана (1959) и др.; в 1960-е — «Из далекого прошлого» М.П. Чеховой (1960), «А.П. Чехов в воспоминаниях современников» (1960), «Литературное наследство, т. 68. А.П. Чехов» (1960), «Чехов и наука» В. Романенко (Харьков, 1962), «Чехов и Чайковский» Е. Балабанович (1962), «Чехов и Толстой» В. Лакшина (1963) и др. В библиотеке есть книги о Чехове зарубежных авторов, среди которых Э. Симмонс «Чехов. Биография» (Бостон, Торенто, 1962). Т.-Г. Винер «Чехов и его проза» (Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Франциско, Вистон, 1966), Р. Джексон «Чехов» (1967), Б. Сандерс «Чехов, человек» (Лондон, 1960) и др. Все названные книги использовались Корнеем Ивановичем в его исследовательской работе. В библиотеке Чуковского таких тематических подборок книг много. Литература об Уитмене собрана для книги «Мой Уитмен», об О. Уайльде — для переводов и статей о писателе, об А. Блоке — для воспоминаний о поэте, об И.Е. Репине — для книги «Илья Репин» и т.д. Ознакомившись с основными разделами библиотеки К.И. Чуковского, обратимся теперь к книгам с пометами писателя и попытаемся проследить методику его работы над собственными и чужими трудами.Важно отметить, что работа Чуковского над собственными книгами не кончалась с выходом их в свет. Готовя новое издание своего оригинального произведения или перевода, Чуковский почти всегда исправлял, дополнял написанное ранее. Большинство книг Чуковского носят следы последующей работы их автора — исправления на полях книги или между строк, новый текст — на вклеенных листках. Книга как бы становится рукописью. В качестве примера можно привести варианты правки Чуковским как оригинального, так и переведенного им произведения. В 1922 г. в петроградском издательстве «Радуга» Чуковский выпустил монографию «Оскар Уайльд». Шестая глава этой книги начиналась так (стр. 35): «Замечательно, что не только в шутливых комедиях, а в самых серьезных вещах Уайльд применяет те же приемы мышления. Даже когда он скорбит, он изливает свою скорбь в парадоксах. В «Балладе о Редингской тюрьме», напр., он патетически возглашает роковой парадокс нашей жизни, что любить, это значит убить, что в любви есть смерть и в смерти есть любовь, — и хотя здесь уже нет былого щегольства остроумия, здесь тот же блеск эффектных парадоксов». Готовя эту работу к очередному изданию, Чуковский заново пересмотрел текст, углубил, расширил его. После исправления приведенный отрывок звучал так (здесь и далее в ломаных скобках дается текст, зачеркнутый Чуковским): «… мало-помалу я понял…, что не только в легкомысленных комедиях и фарсах, не только в веселых балаганах салонов, но и самых возвышенных и глубоко серьезных творениях он (Уайльд. — В.Н.) не может избежать парадокса и даже когда он скорбит, он изливает свою скорбь в парадоксах. Понемногу его так захватила эта легкая игра в разрушение путанных идей, предрассудков и верований и он так далеко зашел в этой опасной игре, что в конце концов и в самом деле уверовал в свой перевернутый < и всем существом ощутил, что и в душе есть животность, а в теле дух > мир и стал для себя самого парадоксом и с такой патетической искренностью возвестил в своей знаменитой «Балладе» роковой парадокс горькой человеческой жизни, что любить это значит убить, что в любви есть смерть и в смерти любовь, — и хотя здесь уже нет былого щегольства остроумием, здесь тот же блеск эффектных парадоксов». В сборник же «Люди и книги» (М., 1960), куда был включен этот очерк, приведенный отрывок не вошел совсем. Другой пример — работа Чуковского-переводчика над книгой М. Твена «Приключения Том Сойера». В библиотеке Корнея Ивановича хранится куйбышевское издание этой книги (1950). Здесь буквально каждая страница носит следы правки Чуковского. Слово «помпы», попавшее в русский язык из немецкого и сейчас почти не употребляющееся, Чуковский заменил словом «насосы»; фразу «Джо слабо выговорил» исправил на «Джо выговорил расслабленным голосом»; из одного предложения «Оба были бледны и спали крепким сном» сделал два: «Оба спали крепким сном. Лица у них были бледные». На стр. 106 мы читаем: До исправления: Замелькали две-три бабочки. Том растолкал других пиратов, и не прошло двух минут, как они, совершенно голые, гонялись друг за другом и играли в чехарду на белой песчаной отмели. После исправления: Откуда-то вылетело несколько бабочек, перепархивающих с места на место. Том растолкал других пиратов, и все они с криком и топотом помчались к реке, мигом сбросили с себя всю одежду — и давай гоняться друг за другом, играть в чехарду в неглубокой прозрачной воде, окружающей белую песчаную отмель. Таких примеров можно привести множество. Все они рассказывают нам о Чуковском как о писателе, наделенном тонким чутьем и особым вкусом к языку, чрезвычайно бережно относившимся к слову. Проблема изучения книг с правкой Чуковского еще ждет своего исследователя. Теперь, когда мы увидели, как собственные книги служили писателю материалом для дальнейшего творчества, особенно интересно будет проследить, как читал Чуковский и как работал он над книгами других авторов. Читателем Корей Иванович был вдумчивым и очень внимательным. Даже простые опечатки не ускользали от его острого глаза. Во многих книгах им исправлены знаки препинания, вставлены пропущенные и вычеркнуты лишние буквы. Во время чтения на полях книги Корней Иванович фиксировал фактические ошибки и неточности. Так, читая очерк Н.Д. Оттена «Юрий Крымов и его первая повесть» (сборник «Тарусские страницы»), Чуковский во фразе: «Его отец — Соломон Юльевич Куперман — возглавлял издательство «Шиповник» (стр. 268) зачеркивают фамилию Куперман и карандашом на полях пишет «Копельман». Еще один пример. В книге «Реквием», посвященной памяти Л.Н. Андреева (М., 1930), автор очерка В.Е. Беклемишева приписывает авторство картины «Вороны на скалах» В.А. Серову (стр. 199). Корней Иванович перечеркивает фамилию художника и на полях пишет: «Рерих». Когда же Чуковский намеревался писать статью о каком-либо писателе, он делал предварительные пометы на форзаце книги.Пометы Чуковского на книгах можно разделить на несколько видов: исправление опечаток или стиля автора, выписывание (с указанием страницы) нескольких цитат или слов, которые могут понадобиться для собственной работы, т.е. «заготовки» для работы, пометы — уточнения и пометы — оценки. Последний вид наиболее интересен и имеет свои разновидности от комментария до отзыва. Приведем несколько примеров. Пометы — «заготовки»: На книге И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев. Золотой теленок» (М., 1959) сохранились, например, следующие пометы Корнея Ивановича: «… настоящее вместо будущего 202
смерть бюрократизму! 507
читчики 201

Быстроупака 215
потельработник 231
Гермуму 236
Умслопогас 240
Кобеляж 237
охмуреж 491
маэстро ВХУТЕМАС»
и так далее.

Этот непонятный перечень легко расшифровать, если заглянуть в книгу Чуковского «Живой как жизнь». Вот что там написано: «В «Двенадцати стульях» очень по-русски прозвучало укоризненное восклицание Бендера, обращенное к старику Воробьянинову: «Нашли время для кобеляжа. В вашем возрасте кобелировать просто вредно». Кобеляж находится в одном ряду с такими формами, как холуяж, подхалимаж и др. Из чего следует, что экспрессия иноязычного суффикса «аж» (яж) вполне освоена языковым сознанием русских людей». И далее: «Ильф и Петров, издеваясь над эпидемией канцелярского «сократительства», довели этот прием до абсурда: подвергли такому сокращению тургеневских Герасима и Муму и получили озорное Гермуму… Столь же остроумно использовали они имена Фортинбрас и Умслопогас. Первое имя принадлежит персонажу из «Гамлета», второе — герою романа английского беллетриста Райдера Хаггарда. Авторы «Двенадцати стульев», сделав вид, что не подозревают об этом, в шутку предложили читателю воспринимать оба имени как составные названия двух учреждений (вроде Моссовет, райлеском и проч.) Оттого-то в их чудесной пародии на театральные афиши 20-х годов появилась такая строка: «Мебель — древесных мастерских Фортинбраса при Умслопогасе». Это уморительное Умслопогас, внушающее мысль об угасании ума, было настолько похоже на тогдашние составные части, что стало нарицательным именем одного очень большого издательства, давно упраздненного. Мы так и говорили тогда: У нас в Умслопогасе…»<sup>4</sup> Подобный метод чтения возник у Чуковского, по-видимому, еще тогда, когда он начал работать журналистом в «Одесских новостях»: так можно было быстрее и написать обзор книг за год, и сопоставить произведения поэтов разных направлений, и наметить определенную закономерность в творчестве того или иного писателя. Вот что говорил сам Корней Иванович в письме к А.М. Горькому о принципе написания своих статей и критических этюдов: «Я затеял характеризовать писателя не его мнениями и убеждениями, которые ведь могут меняться, а его органическим стилем, бессознательными навыками творчества, коих часто не замечает он сам. Я изучаю излюбленные приемы писателя, его пристрастие к тем или иным эпитетам, тропам, фигурам, ритмам, словам и на основании этого, чисто формального, технического разбора делаю психологические выводы, воссоздаю духовную личность писателя…»<sup>5</sup> Этот метод работы Чуковского как исследователя, наверное, рождался одновременно с его методом работы над книгой. Почти каждая книга его библиотеки испещрена пометами, и все пометы связаны только с чтением данной книги, посторонних записей почти нет. Применение этого метода можно проследить хотя бы на примере анализа Чуковским творчества Бунина. В своих воспоминаниях о Корнее Ивановиче «Я — добрый лев» В.А. Каверин приводит ряд помет-цитат, обнаруживающих интерес исследователя к повторяющимся эпитетам и сравнениям при описании природы в произведениях раннего Бунина. Объясняя этот интерес, Каверин ссылается на статью Чуковского «Ранний Бунин», где автор говорит о необычайном глазе Бунина, определяет его как «колориста-живописца» <sup>6</sup>. Следует заметить, что статья написана в 1914 г., а приводимые пометы сделаны в 1956 г. на развороте форзаца первого тома собрания сочинений Бунина в издании Библиотеки «Огонька». Таким образом, между статьей Чуковского и его пометами на книге прошло более сорока лет. Возможно, что такие же пометы были сделаны Корнеем Ивановичем в 1914 г. на бунинском томе Собрания сочинений, выпущенном издательством «Знание», или на другой книге стихов Бунина, экземпляр которой принадлежал Чуковскому и до нас не дошел. И хотя это лишь предположение, очевидно, что манера работы Чуковского над книгой осталась неизменной. Теперь обратимся к другому виду записей Чуковского — к пометам-комментариям. В уже упоминавшемся очерке Беклемишевой из сборника «Реквием. Памяти Леонида Андреева», где писательница рассказывает о том, как Л.Н. Андреев предложил ей передать деньги одному больному литератору (стр. 210), Чуковский проводит карандашом вертикальную линию и на полях помечает: «Обо мне». В сборнике «Памяти Чехова», изданном Обществом любителей российской словесности в 1906 г., также много помет Корнея Ивановича. Так, в рассказе И.А. Бунина против строк: «Помню, например, как он (Чехов. — В.Н.) однажды был взволнован характеристикой его таланта в одной очень толстой и очень тупой книге…» (стр. 74) на полях — помета Чуковского: «Скабичевский». В отрывке из воспоминаний А.М. Горького на стр. 92, против строк: «Кто-то рассказывал при нем (Чехове. — В.Н.), что издатель популярного журнала, человек, постоянно рассуждающий о необходимости любви и милосердия к людям, — совершенно неосновательно оскорбил кондуктора железной дороги и что вообще этот человек крайне грубо обращается с людьми, зависимыми от него», Чуковский делает помету: «Миролюбов». В очерке А.И. Куприна, где речь идет о генерале, который начал «всячески поносить одного молодого писателя, громадная известность которого тогда только начинала расти, помета: «Горький» (стр. 116 — 117), а к словам: «Также помню, разговаривали мы с ним как-то о давно уже умершем московском поэте и Чехов с яркостью вспомнил его…», помета: «Пальмин» (стр. 215). В мемуарах В.Н. Ладыженского, где приводятся такие слова Чехова, приглашавшего автора на премьеру «Чайки» в Александровском театре: «Поедем смотреть, как провалится моя пьеса, недаром ставится в день крушения поезда», Чуковский пишет одно слово: «царского» (стр. 151). В рассказе А.М. Федорова спутник Чехова зашифрован инициалами «В.С.М.»; Чуковский надписывает: «Миролюбов» (стр. 176); разговор Чехова и Федорова о неуспехе пьесы последнего «Старый дом» Чуковский комментирует: «самореклама». Есть и такие пометы, которые можно было бы назвать «эмоциональными». Вот некоторые из них. Вместе с только что упоминаемой книгой «Памяти Чехова» переплетена еще одна — «О Чехове. Воспоминания и статьи» (М., 1910). В воспоминаниях П.А. Сергиенко против слов: «Вместе с весной в его жизни в нем уже распускались и нежные цветы вишневых садов» рукой Чуковского написано: «пошляк» (стр. 158). Подобная помета имеется на стр. 164 против слов: «Он (Чехов. — В.Н.) прекомично рассказывал, как будто бы наловчился «сцапывать и зажимать гонорар за визиты». В книге «На память о А.Н. Некрасове» (СПб., 1878) против слов: «Он (Некрасов. — В.Н.) сам называл свою музу «музой мести и печали». Он был безотрадным пессимистом, стихи которого боязно сжимали сердце читателя и не показывали ему даже вдали ни одного луча света» — помета: «Неправда!» (стр. 79), а через страницу против слов: «Основное направление его произведений «месть и печаль» едва ли было вполне искренно. «Мстить» ему было не за что да и некому, а печалился он, вероятно, не всю же жизнь!.. Это воззрение подтверждается разбором сочинений Некрасова. Вот почему он не великий поэт. Вот почему он не имеет и не может иметь общечеловеческого значения, как многие европейские поэты, обладавшие талантом, не большим, чем у него» — рукой Чуковского проставлено: «желчно». Иногда на полях прочитанных Чуковским книг находим подробные записи, порой целые отзывы. Так, в книге Н.И. Гитович «Летопись жизни и творчества А.П. Чехова» Чуковский оставил следующую запись: «Во всем городе (по-видимому, Лондоне. — В.Н.) я знал как секрет, что Чех[ов] писатель гениальный. Это не знал тогда никто. Ни разу при его жизни никто не написал об этом». Такие же пометы и в книгах иностранных. На книге К. Смита «О Генри. Биография» (C.A. Smith. O. Henri. Biography. New York, 1921) карандашная запись К.И. Чуковского: «Неоткровенный писатель. Пишет для других, а не для себя. На рассказ смотрит как на театральное представление — и какой угодно ценой добивается театрального эффекта, хотя бы дешевого…» На стр. 46 книги «Современная шведская поэзия» (Modern Swedish Poems. Chicago, 1948) сохранилась следующая запись Чуковского: «Лундквист слишком близок W.W. (Уолту Уитмену. — В.Н.) »На суперобложке однотомника «сочинений» Макса Бирбома (M. Beerbohm. Works and More. London, 1952) рукой Чуковского запись: «Колоссальный и разительный контраст между серым и убогим заглавием и ослепительно ярким сюжетом». Еще одна запись Корнея Ивановича — о Бирбоме на книге «Семь мужчин» (M. Beerbohm. Seven Men. London, 1919): «На моей книжной полке особое место занимает мой быв любимец Макс…», а кончается эта запись такими словами: «Конечно было бы горе, если бы вся литература состояла из Максов». К.И. Чуковский собирался работать над критическим этюдом о детективе, поэтому на многих книгах этого жанра, собранных в его библиотеке (А. Кристи, Д. Сайерс, Р. Крокс и др.), также, имеются пометы, записи, высказывания о сюжетах и даже рисунки, что относится, в частности, к одному из романов Кристи. Форзац книги А. Кристи «Разбитое вдребезги зеркало» (A. Christie. The Mirror Crack’d from Side to Side) весь испещрен записями Корея Ивановича: «Начало прелестное. Самая атмосфера маленького англ. поселка передана артистически. Жаль, что надо убивать… Язык, как в России…» Затем Чуковский пересказывает содержание и подводит нас к мысли, что, при всем мастерстве, писательница не умеет четко выстроить сюжет и отобрать лишь главное («ряд ненужных людей, встреч ненужных»). И далее, вопреки всей занимательности романов писательницы, всей ее фантазии — совершенно поразительный вывод: «Я думаю, как ужасно скучно быть Агатой Кристи».На книге Раймонда Чэндлера «Жемчуг доставляет много хлопот» (R. Chandler. Pearls are a Nuisance, London, 1959) Чуковский делает запись: «С аппетитом описывает мордобой, очень подробно. Магически: несмотря ни на что, назавтра они гуляют, посещают рестораны. Все забывают до новой драки. Убиты и никого не жалко». Особенно много записей Чуковского в книгах об Уитмене. На книге Р. Асселино «Эволюция Уолта Уитмена. Становление личности» (R. Asselineau. The Evolution of Wolt Whitman. The Creation of a Personality. Cambridge, 1960) сохранилась такая запись Чуковского: «Именно потому, что я любил «Листья травы» — я ненавижу все литературные попытки W.W. (Уолта Уитмена. — В.Н.) предшествующие». Будучи сам переводчиком Уитмена, Чуковский внимательно следил за другими переводами любимого поэта. Вот несколько помет на книге Уитмена «Побеги травы» в переводе К. Бальмонта, вышедшей в 1911 г. в издательстве «Скорпион». На стр. 21 в заглавии стихотворения «Не закрывайте своих дверей» Чуковский зачеркивает слово «своих» и пишет сверху «ваших». Вообще весь перевод этого стихотворения исправлен Чуковским. Далее на полях стихотворения «Морской подводный мир» (стр. 112) Чуковский недоумевает: «Почему 5-ти стопный ямб?», а против строки «… муравьи с цветками, подобными глазам, отверстию, щели» пишет: «отсебятина, откуда?» и «сочинено». Иногда записи Чуковского были столь обширны, что превращались в наброски будущих статей. Так, на книге очерков Р.Фабиана «Лондон после темноты» (R. Fabian. London after Dark. New York, 1954) Чуковским сделана такая запись: «Конечно, Уитмену далеко не всегда были доступны такие вершины поэзии. У него много невдохновенных, программных стихов, написанных для заполнения какого-нибудь определенного пункта в намеченной им заранее литературной программе. Из-за таких бездушных мертворожденных стихов многие страницы его книги кажутся удручающе скучными. Например, тот цикл, который называется «Надписи», или большая поэма, озаглавленная «Песня рассветного знамени». Но среди всей этой томительной скуки вдруг зазвучат такие огнедышащие громадного масштаба стихи, как «Адамовы дети», «Тростник», «Песня большой дороги», «Песня радости», которые в конце концов и принесли поэту его громкую всемирную славу». Почти теми же, лишь слегка измененными словами, кончается первый очерк Чуковского об Уитмене «Его поэзия» в книге «Мой Уитмен» издания 1966 г. Проследив, как работал Чуковский-читатель с книгой, посмотрим теперь, как оценивали его творчество собратья по перу. Ограничимся анализом надписей на книгах, которые ему дарили. Благодаря обширному кругу знакомств Чуковского в его библиотеке оказалось огромное число книг-подарков с автографами авторов, переводчиков, редакторов, составителей и т.п. Одна из первых подаренных книг — монография известного в начале века историка литературы (у которого К.И. Чуковский был секретарем) Е.А. Ляцкого «Иван Александрович Гончаров» со следующей надписью автора: «Милому Корнею-Владимиру Ивановичу-Федоровичу Вильямс-Чуковскому на добрую память о меддумском водевиле от Евг. Ляцкого. 10. III. 06». Эта книга напоминала Чуковскому то время, когда он скрывался от преследования властей за издание журнала «Сигнал» в Меддуме под фамилией Вильямс. Об этой истории Корней Иванович поведал в своем очерке «Сигнал»<sup>7</sup>. Среди последних подаренных книг — стихотворный сборник с надписью: «Корнею Ивановичу Чуковскому от читателя всех его книг. Борис Слуцкий». Особое место среди книг с дарственными надписями занимают сочинения А.А. Блока. В записной книжке поэта есть такая запись от 16 мая 1919 г.: «Книги мои Чуковскому»<sup>8</sup>. Всего их три. Две первые — «Катилина» и «Двенадцать» вышли в свет в 1919 г. в издательстве «Алконост». На обеих книгах одинаковые надписи: «Корнею Чуковскому Александр Блок. Май 1919. Петербург». Издание «Двенадцати» — библиографическая редкость, это 62-й экземпляр номерного издания; ниже надписи Блока — автограф художника, иллюстрировавшего поэму: «Корнею Чуковскому Юрий Анненков. 19 21/V 19 г. Петербург». Третья книга «За гранью прошлых лет. Стихотворения» вышла в издательстве З.И. Гржебина в Петрограде. На первой странице каллиграфическим почерком Блока выведено: «Дорогому Корнею Ивановичу Чуковскому с приветом от автора. Сентябрь 1920». Сентябрь 1920 г. связан у Чуковского с именами еще двух поэтов. В это время в Доме искусств Чуковский выступает с лекцией «Ахматова и Маяковский», опубликованной впоследствии в журнале «Дом искусств». Более четверти века спустя А.А. Ахматова прислала Чуковскому книгу «Стихотворения» (М., 1958) со следующей надписью: «Корнею Чуковскому, чтобы напомнить те годы, когда он писал об этих стихах. Ахматова. 30 дек. 1958. Москва». На своей последней книге «Бег времени» (М., 1965) Ахматова написала: «Корнею Чуковскому. Думаю о Вас. 8 ноября 1965. Москва». Свои книги дарили Корнею Ивановичу П.С. Соловьева, Н.С. Гумилев, Б.К. Зайцев, А.Ф. Кони, А.Е. Крученых, В.В. Розанов, В.Ф. Ходасевич и другие русские писатели и поэты. Их книги и сейчас стоят в кабинете Корнея Ивановича. На оттиске рассказа «Мысли Сапсана» крупным размашистым почерком сделана лаконичная надпись: «Корнею Чуковскому — Александр Куприн. 1917, 21/ III». Надпись относится к тому времени, когда Чуковский, увлеченный мечтой о создании настоящей литературы для детей, обратился к Куприну с просьбой написать рассказ для детского журнала.

Есть в библиотеке Чуковского и книги, присланные ему русскими писателями из-за границы.

«Корнею Ивановичу Чуковскому с искренним чувством любви и старой дружбы автор. 22 апр. 1922. Берлин», — с такой надписью прислал свою книгу «Любовь — книга золотая» А.Н. Толстой.

В конце 50-х годов Чуковский получил из Парижа книги от А.м. Ремизова. На одной из них «Огонь вещий» под его диктовку писательница Кодрянская написала «Сны в русской литературе задумал, но дольше продолжать не могу: забит удушьем, и глаза: смотрю, а ни читать, ни писать. Корнею Чуковскому. 5/X — 57». Сбоку дрожащей рукой Ремизов поставил свою подпись.

Очень много книг было подарено Корнею Ивановичу советскими писателями, поэтами, критиками, литературоведами. Это те, с кем Чуковский работал бок о бок каждый день. Здесь книги М.И. Алигер, В.В. Виноградова, Л.П. Гроссмана, М.В. Исаковского, В.А. Каверина, В.П. Катаева, Л.М. Леонова, И.Л. Сельвинского, Н.А. Заболоцкого, С.Н. Сергеева-Ценского, М.Л. Слонимского, Н.С. Тихонова, О.Д. Форш, К.А. Федина, М.С. Шагинян, С.П. Щипачева, А.Я. Яшина и многих других.

Вот книги, подаренные Чуковскому-критику.Имея в виду его темперамент, нетерпимость и острый язык, В.Б. Шкловский адресовал ему пушкинские строки «Старый муж, грозный муж, режь меня, жги меня. Не боюсь я тебя», сделав эту шутливую надпись на оттиске книги «Сюжет как явление стиля».Как бы вторя ему, Н.Н. Асеев дарит Чуковскому свою книгу «Избрань» со словами: «Глубокоуважаемому Корнею Ивановичу Чуковскому, критику с человеческим лицом, 1923, III, 18».Есть книги от писателей, которых именно Чуковский побудил к написанию того или иного литературного произведения.Однокашник по одесской гимназии, которому Чуковский помог войти в литературу, познакомив его с Маршаком, Б.С. Житков сделал такую надпись на одной из первых своих книг «Орлянка»: «Старому другу Корнелию, чтоб успомнил за Одессу-маму. Б. Житков. 19 12/IV 26. СПб», а на книге «Река в упряжке» Житков написал: «Реку в упряжке» от автора в оглоблях — Корнелию в ярме. Б. Житков. 19 10/X 29″.Ю.Н. Тынянов, которого Чуковский убедил написать «Кюхлю», на первом томе Собрания сочинений пометил: «Вот Вам, дорогой Корней Иванович, старый ахреист — Кухля в новом крепостном халате. 11/II — 32».Одной из самых важных сторон деятельности Чуковского было участие его в создании советской детской литературы. Об этом напоминает нам надпись одного из основоположников литературы для детей С.Я. Маршака на книге «Воспитание словом»: «Дорогому другу и товарищу, с которым мы прожили большую половину жизни — Корнею Ивановичу Чуковскому — с любовью. 14. VI. 1962».Всю жизнь Чуковский был окружен молодыми писателями. Многих из них Корней Иванович поддержал в трудную минуту. Так, в свое время Чуковский вселил надежду в молодого смоленского поэта А.Т. Твардовского. В июне 1936 г. Чуковский получил от него из Смоленска поэму «Страна Муравия» с надписью: «Корнею Ивановичу Чуковскому с горячей благодарностью за письмо, которого я никогда не забуду». Эту благодарность Твардовский сохранил на всю жизнь и в 50-е годы вновь прислал Чуковскому свой двухтомник, написав: «Дорогому Корнею Ивановичу Чуковскому — с благодарной памятью о его добром слове, сказанном автору много лет назад, и с неизменным уважением. А. Твардовский. 29. XII. 1954».Корней Иванович оказал помощь поэту Петру Семынину в трудный период его жизни. И как бы напоминанием об этом стоят на книжной полке Чуковского сборники стихов Семынина с его дарственными надписями. На одной из книг — «В сложном и простом» написано: «Дорогому Корнею Ивановичу Чуковскому от всего сердца. Петр Семынин. 22 ноября 1968 г. Москва».Многие писатели и поэты считали Корнея Ивановича своим учителем и наставником. Так было и в двадцатые, и в тридцатые, и во все последующие годы. Вот несколько надписей.«Дорогому Корнею Ивановичу, моему самому-самому первому учителю и критику, с глубочайшей, от сердца идущей любовью и нежностью. 1956. Переделкино. Ольга Берггольц».«Дорогому, веселому и действительно любимому Корнею Чуковскому — тому, кому я обязан добрым началом моего пути в поэзии для детей. С. Михалков. 8. XI. 60».«Милому Корнею Ивановичу Чуковскому — автору наиболее повлиявших на меня книг («Крокодила» и «Мойдодыра»). Борис Слуцкий».«Дорогому, нежно любимому Корнею Чуковскому от одного из его воспитанников. Евг. Евтушенко».«Дорогому Корнею Ивановичу Чуковскому на память о худеньком ташкентском мальчике, которого ровно 12 лет тому назад Вы взяли за руку и ввели — шаг за шагом — в литературу. Эта книжка — лишь первая слабая попытка оправдать Ваше доверие. С благодарностью и любовью. 8. VI. 57. В. Берестов».«Дорогой Корней Иванович! Вот уже полвека читаю Вас, учусь и наслаждаюсь, и от души желаю всего-всего самого доброго! 1. III. 68. Переделкино. С. Залыгин».Эту связь с писателями младшего поколения, живой интерес к делам литературы Чуковский сохранял до последних дней. Находясь в больнице, он получил от Е.М. Винокурова книгу «Избранное» с такой надписью: «Дорогому Корнею Ивановичу — от автора с неизменным уважением к Вашему вкусу и Вашей мысли. Евг. Винокуров. 16. I. 69». Корней Иванович внимательно прочел книгу, три стихотворения: «Сирота», «Трамвай» и «Как сладок мир! Он будто б весь в меду…» — отметил крестиками. В книге сохранился черновик письма Чуковского к Винокурову. Вот что он написал: «Дорогой Евгений Михайлович. Ваша книга пришла для меня как утешение во время дьявольски тяжелой болезни». Начало письма, видимо, не удовлетворило Чуковского, он начинает снова: «Дорогой Евгений Михайлович. Я уже лежу больной и мне запрещено писать письма. Но мне хочется хотя бы в трех словах выразить Вам горячую свою благодарность за Ваш драгоценный подарок. Мне читали Ваши стихи, как роман, подряд, страница за страницей — и мне казалось, что я слушаю автобиографию (или дневник) человечнейшего из русских людей. Впервые я проник в душу…» И хотя черновик письма на этом обрывается, хочется надеяться, что письмо все-таки стало известно адресату.Влияние Чуковского как литератора и как человека не ограничивалось рамками только русской литературы. В подтверждение этого можно было привести много дарственных надписей на книгах писателей братских литератур, но мы ограничимся пятью.От украинского поэта М. Рыльского Чуковский получил в подарок книгу «Сбор винограда» с такой надписью: «Корнею Ивановичу Чуковскому в знак уважения и восторга перед его неувядаемой юностью. 25. XII — 40».«Искренне уважаемому и дорогому К.И. Чуковскому на добрую память. Янка Купала. Москва. 12. VI. 36 г. «, — написал на своей книге «Песня будущему» (Минск, 1936) белорусский поэт.«Дорогому Корнею Ивановичу и Марии Борисовне в знак долголетней и искренней дружбы. 25. XII. 43», — написано на последней книге «Стихов» еврейского поэта Л. Квитко.Народный поэт Дагестана Расул Гамзатов на книге «Горит мое сердце» сделал такую надпись: «Сказочному Нарту нашей детской литературы, одному из лучших — джигиту великой русской речи, большому и дорогому человеку Корнею Ивановичу с дагестанской любовью. 26/XI. 1958».И еще одна надпись армянского поэта Геворга Эмина на книге «Стихов»: «Дорогому Корнею Ивановичу с благодарностью за то, что он есть на свете. 1965. V. Москва».Даже беглое знакомство с библиотекой Чуковского показывает, какую помощь может оказать она исследователю биографии и творчества писателя. По своему составу большинство книг библиотеки относится к XIX и XX вв. В этом отношении библиотека является ключом к изучению эпохи и литературной среды, в которой жил и работал Корней Иванович. Книги же с дарственными надписями представляют собой богатый комментарий к характеристике отношения к Чуковскому его современников и дают обширный материал для составления хронологической канвы его жизненных и творческих встреч.

Мелвилл Дьюи-Эдисон библиотечного дела

В декабре наступившего года библиотечная общественность во всём мире отметит 170-летие со дня рождения и 90-летие со дня смерти выдающегося американского библиотекаря Мелвила Дьюи. Он был основателем профессии библиотекаря и его профессиональные дела оказали существенное, если не сказать основное, влияние на развитие библиотечного дела во всём мире, в том числе и в России.Родился М. Дьюи 10 декабря 1851 года в городе Адамс-Сентер в штате Нью-Йорк, пятый и последний ребёнок Джоэла и Элизы Грин Дьюи. Рос и воспитывался он в буржуазной семье среднего достатка. С детства у Мелвила сформировались черты бережливого и уважительного отношения ко всему, будь то деньги, вещи или книги. Обладал мальчик и незаурядным систематическим мышлением.В 17 лет он окончил школу и получил право преподавать математику в начальных классах. В 1870 году он поступает в Амхерстский колледж, где, будучи студентом, принимал активное участие в работе библиотеки. Получив педагогическое образование, преподавал в колледже математику, а в 25 лет получил должность библиотекаря. С этого времени и началась библиотечная деятельность Дьюи.До того момента, когда Дьюи начал свою библиотечную деятельность, в американских библиотеках можно было иметь ограниченное количество книг, в среднем 257 штук. Это, конечно, совсем немного и в этом случае библиотекарь быстро мог найти любую из них. Иметь большее число книг не позволяло быстрого поиска нужной книги. В связи с этим требовались изменения в системе хранения и поиска книг, чтобы иметь в библиотеке неограниченное количество книг.Над «Десятичной классификацией» Дьюи начал работать в возрасте 21 года, когда ещё учился в колледже. Идея была не новая и в предисловии к «Десятичной классификации» он указал, что она «явилась результатом многих месяцев работы с сотнями библиотековедческих книг и более 50 личных посещений самых различных библиотек Америки», а в заключении он написал: «Автор не имеет желания претендовать на оригинальное изобретение, какой либо части его системы там, где у него были предшественники…». В 1873 году Мелвил сначала применил эту классификацию в библиотеке колледжа, а спустя 3 года опубликовал её под названием «Классификация и предметный указатель для каталогизации и расположения книг и брошюр в библиотеке». При жизни М. Дьюи вышло 12 изданий «Десятичной классификации Дьюи», общим тиражом 40000 экземпляров. ДКД была переведена на многие языки мира и применяется во многих странах. Россия также вошла в число стран, имеющих эти таблицы на своём национальном языке.Изобретение Дьюи возымело феноменальный эффект. Среднее число книг в библиотеке колледжа с 257 в 1875 году выросло до 5000 к 1900 году. Получив в 1874 году степень магистра искусств по математике, М. Дьюи тем не менее предпочёл остаться на прежней должности. В 1876 году он основал «Библиотечный журнал» — первое в мире профессиональное периодическое издание по библиотечной тематике, которое сам же и редактировал в течение многих лет. В первом номере своего журнала опубликовал свою первую статью «Профессия» и, что любопытно, что в ней он заявил о педагогической сущности библиотечной профессии. Дьюи считал, что библиотеки играют главную роль в образовании, будь то детский сад, школа или колледж, подчеркивая тесную связь школы и библиотеки. Также показал, в чём различие профессий библиотекаря, хранителя архива и музейного работника. При знакомстве с комплектом «Библиотечного журнала» за 1876 год, можно встретить более десятка его публикаций, тематика которых поразительно разнообразна и интересна – это кооперативная каталогизация, учётный каталог и форма инвентарной книги, та самая, которой библиотекари пользуются до сих пор. Современным библиотекарям всё это понятно, а тогда в 1876 году это было многим не всегда ясно.В это же время параллельно изданию журнала он воплощает в жизнь и другую свою гениальную идею — основать Американскую библиотечную ассоциацию, в которой он впоследствии будет исполнять обязанности секретаря в течение 14 лет с 1876 по 1890 годы и лишь дважды возглавит её. Это 1890-1891 и 1892-1893 годы. На первой конференции библиотечной ассоциации в Филадельфии он и познакомит делегатов с небольшим изданием под названием «Классификация и предметный указатель для каталогизации и расстановки книг и брошюр в библиотеках». Перечень содержал 889 делений из тысячи возможных. Вряд ли тогда можно было предположить, что получится из этой небольшой книжечки, состоящей из 44 страниц. Идеи у Мелвила Дьюи сыпались как из рога изобилия. Он разработал библиотечный почерк, который очень понравился библиотекарям того времени и которым пользуются до сих пор. Русский вариант библиотечного почерка был разработан в 1926 году Ю. В. Григорьевым, сотрудником института библиотековедения по инициативе Л. Б. Хавкиной и по поручению Н. К. Крупской.Каталожная карточка размером 75 х 125 мм с дырочкой посередине третьей снизу строки была создана на основе сопоставительного анализа десятков применявшихся в разных библиотеках карточек. Под карточку он нарисовал ящик, затем – каталожные шкафы различной емкости (на 4, 6, 8, 12, 24, 48, 64 ящика) с двумя полками – для удобного просмотра ящиков сидя или стоя. До нашего времени сохранились чертежи фурнитуры, ручек, способов закрепления стержня. Оказалось, что после М. Дьюи придумывать уже было нечего.М. Дьюи считал, что библиотечная профессия нуждается в непрерывном образовании, в постоянном совершенствовании профессиональных знаний и расширении своего общего кругозора. Причём свои рекомендации М. Дьюи, прежде всего, проверял на самом себе. Например, даже его близкие коллеги, например, не знали о том, что он в возрасте 51 года получил в Сиракузском университете степень доктора философии в области права. Оказалось, что приобретенных самостоятельно знаний было достаточно для сдачи всех необходимых экзаменов, а опыта хватило бы на несколько докторских диссертаций. Он полагал, что библиотекарь должен не просто обслуживать читателя, выдавая нужные книги, но и уметь профессионально общаться с ним, быть воспитателем.Общественные библиотеки в Америке начали процветать в начале девятнадцатого века. Когда Западные Соединенные Штаты открылись для расширения и дальнейшего освоения своих земель, то люди захотели, чтобы услуги и возможности перемещались вместе с ними. В Нью-Йорке Мелвил Дьюи инициировал программу передвижных библиотек — коллекций из ста книг, отправляемых в сообщества, не имеющих публичные библиотеки. Его усилия побудили другие государственные организации и частных лиц к организации передвижных библиотек. Расширение библиотечных услуг для небольших или сельских общин и малообеспеченного населения укрепило усилия многих по поиску путей расширения самообразования и самосовершенствования. На практике идея передвижной библиотеки также стала «точкой» активного привлечения читателей.Когда Дьюи исполнилось 32 года, его вместе с другом пригласили в Колумбийский колледж, ныне университет в Нью-Йорке, возглавить библиотеку. Здесь в Колумбийском колледже Дьюи в возрасте 36 лет открывает первую в истории Библиотечную школу. Ему впервые пришлось определить круг обязательных и факультативных предметов библиотечного образования и доказать необходимость профессионального образования. История этого первого библиотечного заведения оказалась весьма драматичной, так как Дьюи встретился с большим сопротивлением, как со стороны попечительского совета колледжа, так и со стороны своих коллег библиотекарей мужчин. Многие из них были не согласны с мнением Дьюи, что профессия библиотекарь — это профессия для женщин. Он же прямо говорил, что работа в библиотеке даст им возможность приобрести близкие или равные шансы с мужчинами. Библиотекари мужчины же считали, что это якобы унижает их достоинство и оскорбляет мужское библиотечное сообщество и гневно протестовали. Вспоминая первые дни работы школы, Дьюи писал несколько позднее: «Женофобы Колумбии замышляли устроить мне Ватерлоо и представили доклад с требованием моего исключения из Университета за допуск женщин к обучению». С ним перестали здороваться, разговаривать. Можно представить, как молодому человеку приходилось преодолевать трудности, выдвигая идею библиотечного профессионального образования.Дьюи был молод и непоколебим. Он опирался на поддержку друзей и близких, прежде всего своей жены Энни Годфрей, которая также была библиотекарем. В счастливом браке он прожил с ней 44 года. Это была, наверное, первая в истории человечества профессиональная библиотечная семья. Сын, родившийся в 1884 году, также стал опорой отцу во всех его начинаниях.Библиотечная школа открылась 5 января 1887 года. В первом наборе было 20 студентов, из них было 17 женщин. Дьюи был не только организатором и руководителем, но и основным преподавателем школы. По воспоминаниям студентов Дьюи работал ежедневно, присутствуя на многих занятиях, обедая со студентами и стараясь поднять им настроение. Его беседы о библиотечной профессии порой затягивались на несколько часов. Из 108 лекций, прочитанных разными преподавателями, 72 были прочитаны Дьюи. Он мог вести беседы несколько часов подряд. В ходе практических занятий рождались новации. Так, например, через год после открытия Библиотечной школы М. Дьюи подготовил и издал брошюру «Библиотечные сокращения», от которой, разумеется, ведутся современные стандарты сокращений.Школа имела оглушительный успех. На второй год в неё было подано 100 заявлений, но только после тщательного отбора 22 из них были удовлетворены, но бесконечные конфликты с университетскими чиновниками по поводу присутствия женщин привели к тому, что через год своего существования Библиотечная школа в Колумбийском университете закрылась. Однако в этот момент Дьюи принимает предложение поработать в библиотеке штата Нью-Йорк в Олбани и переводит туда и школу. В начале 1889 года М. Дьюи со своей Библиотечной школой, её преподавателями и учащимися перебрался в Олбани, административный центр штата Нью-Йорк, где руководил библиотекой до 1906 года. Одиннадцать лет Дьюи работал в своей школе. Однако трения с Департаментом народного образования, в ведение которого перешли не только школы, но и университеты, привели к уходу Дьюи со всех должностей. Но школа продолжала существовать. В 1926 году она была возвращена в Колумбийский университет в Манхэттене, после объединения со Школой Нью-йорской публичной библиотеки под названием «Школа библиотечной работы при Колумбийском университете».Учениками Мелвила Дьюи были открыты ещё восемь библиотечных школ и создавались они уже при крупных библиотеках, таких, например, как Публичная библиотека Лос-Анжелеса. и др. Американская библиотечная ассоциация оказывала постоянную помощь этим школам.М. Дьюи был постоянно поглощён своими изобретениями и стремился к рациональности и эффективности во всём. В связи с этим он, чтобы не тратить лишние чернила, бумагу и энергию сократил своё имя на одну букву – Мелвил вместо Мелвилл. И фамилию стал писать не как Dewey, а Dui. Это стремление к эффективности и рациональности позволило ему быть создателем первой в мире библиотеки для слепых. А также автором первой программы межбиблиотечного обмена – системы, позволяющей передачу книг из одной библиотеки в другую.В возрасте 55 лет Дьюи покинул все свои должности, а их было где-то 12. На собственные средства он приобрёл участок в живописном месте Лейк-Плэсид в штате Нью-Йорк. Построил там добротный трехэтажный дом с парком и стадионом, где были разбиты площадки для различных видов зимнего и летнего спорта. Отдых в клубе помогал библиотекарям восстанавливать силы и здоровье. Очень скоро он превратится в «Лейк-Плесид-Клуб» и станет напоминать школу передового библиотечного опыта. Сюда продавались за очень скромную плату на 24 дня путевки для библиотекарей США и других стран. Управление клубом осуществлял попечительский совет. В 30-х годах ХХ столетия, уже после смерти М. Дьюи, здесь нашли приют библиотекари, бежавшие из Европы, порабощенной фашизмом.Дьюи был одним из первых пропагандистов зимних видов спорта в Лейк-Плэсиде и принимал активное участие в организации Зимних Олимпийских игр 1932 года, но, к сожалению, умер 26 декабря 1931 года в возрасте 80 лет от инсульта.Этот человек обладал прогрессивным складом ума, организаторским талантом, блестящими ораторскими способностями, энтузиазмом и находчивостью. Всё то, без чего нельзя представить библиотеки, а именно: библиотечный почерк, каталожная карточка, каталожное оборудование, определенное размещение книг на полках, возможность брать книги на дом, штрафы за несвоевременное возвращение книг, форма инвентарной книги и многое другое придумал один человек – американский библиотекарь Мелвил Дьюи. Он первый заложил фундамент библиотечной профессии.Архив М. Дьюи, а это материалы за 57 лет его трудовой деятельности с 1874 по 1931 год, находятся в Колумбийском университете.
Полный комплект «Библиотечного журнала» с первого номера и до наших дней хранится в Кабинете библиотековедения Российской государственной библиотеки.Многие библиотечные специалисты разных веков и стран считают, что имя Мелвила Дьюи должно произноситься с уважением и благодарностью, так как он являлся инициатором десятков самых разнообразных проектов и направлений библиотечной деятельности. Он посвятил библиотечному делу огромную часть своей жизни, и оставил глубокий след в этой сфере, благодаря своей необыкновенной одаренности и энергии.